Счастье не приходит. Приходит умение его видеть.
Мы три раза ударили Юру.
Щелбан от деда, щелбан от меня и подзатыльник от Андрея.
С дедом и с Андреем ситуация была одинаковая, просто повторилась два раза: Юра сидел за столом, баловался, не ел, игрался с едой, пачкая стол и пол. Его попросили так не делать. Раз, другой - на третий оба мужчины сказали, что если Юра не перестанет, то получит (щелбан от деда, подзатыльник от отца). Юра не перестал. И получил. Не больно - он не заплакал, просто потёр рукой место удара, но сразу стал вести себя нормально и - что удивительно - без обид.
Дед первым так поступил, и Юра урок усвоил, но с побочным эффектом: если что-то не нравится - угрожай щелбаном. Нам довольно долго удавалось маневрировать: переводить всё в шутку, обьяснять, угрожать обратно и уговаривать. А потом я осталась с Юрой одна. Я собиралась на работу - опаздывала, а ещё надо было Юру закинуть к бабушке. Я дала ему носки с наказом их надеть. Юра мою просьбу проигнорировал. Тогда я чуть повысила голос.
- Ах так! - возмутился Юра. - Сейчас щелбан получишь!
- Если ты мне дашь щелбан, сам получишь его в ответ. - спокойно сказала я. - А мы тебя предупреждали, что твой дедушка - мой папа, и он научил меня давать очень больные щелбаны!
И... Юра-таки мне дал щелбан. Ну дал и дал, с его маленькими пальчиками я едва это почувствовала. Но раз я сказала, что ответка прилетит, то пришлось соответствовать. И я не умею раздавать щелбаны. Я честно, не хотела - абсолютно случайно получилось очень больно. Я потом жалела, что так вышло, но... с этих пор Юра больше не стремиться раздавать нам мне щелбаны.
Вообще, у меня создалось чувство, что Юра проверяет, насколько далеко он может зайти с каждым из нас. Он не проблемный ребёнок и легко понимает причины того или иного, если ему обьяснить. Но иногда из состояния излишнего баловства его может вывести только окрик. Тогда он останавливается и на лице прям написано: "Я приблизился к черте." "Подошёл к черте," - это когда мы начинаем чем-то угрожать, если не перестанет. "Пересёк черту," - когда мы угрозу исполняем.
Однажды он очень долго баловался и не переодевался ко сну. Я пригрозила, что если я досчитаю до десяти, а он не оденется, то останется без сказки на ночь. Юра не поверил - даже сам помогал мне считать. И остался без сказки, зато со слезами. Всего один раз. Но теперь "считаю до десяти" - работает в 99% случаев, я даже никогда не уточняю, что я сделаю, если досчитаю. И для него это даже не насилие, а переросло в подобие игры - вызова - успеть сделать до того, как мама досчитает.
Вспомнила ещё, что когда он был мелким - до года, то очень любил кусаться. Не от злости, не из-за зубов, а именно в порыве любви. Очень больно выходило. И продолжалось до тех пор, пока в один прекрасный вечер мы с ним жалелись: я его гладила, целовала и - сама не знаю, что на меня нашло - я его укусила. Даже не в ответку, а просто какой-то дебильный порыв - я сама охренела. Но после этого Юра ни разу не кусался. Как отрезало.
Щелбан от деда, щелбан от меня и подзатыльник от Андрея.
С дедом и с Андреем ситуация была одинаковая, просто повторилась два раза: Юра сидел за столом, баловался, не ел, игрался с едой, пачкая стол и пол. Его попросили так не делать. Раз, другой - на третий оба мужчины сказали, что если Юра не перестанет, то получит (щелбан от деда, подзатыльник от отца). Юра не перестал. И получил. Не больно - он не заплакал, просто потёр рукой место удара, но сразу стал вести себя нормально и - что удивительно - без обид.
Дед первым так поступил, и Юра урок усвоил, но с побочным эффектом: если что-то не нравится - угрожай щелбаном. Нам довольно долго удавалось маневрировать: переводить всё в шутку, обьяснять, угрожать обратно и уговаривать. А потом я осталась с Юрой одна. Я собиралась на работу - опаздывала, а ещё надо было Юру закинуть к бабушке. Я дала ему носки с наказом их надеть. Юра мою просьбу проигнорировал. Тогда я чуть повысила голос.
- Ах так! - возмутился Юра. - Сейчас щелбан получишь!
- Если ты мне дашь щелбан, сам получишь его в ответ. - спокойно сказала я. - А мы тебя предупреждали, что твой дедушка - мой папа, и он научил меня давать очень больные щелбаны!
И... Юра-таки мне дал щелбан. Ну дал и дал, с его маленькими пальчиками я едва это почувствовала. Но раз я сказала, что ответка прилетит, то пришлось соответствовать. И я не умею раздавать щелбаны. Я честно, не хотела - абсолютно случайно получилось очень больно. Я потом жалела, что так вышло, но... с этих пор Юра больше не стремиться раздавать нам мне щелбаны.
Вообще, у меня создалось чувство, что Юра проверяет, насколько далеко он может зайти с каждым из нас. Он не проблемный ребёнок и легко понимает причины того или иного, если ему обьяснить. Но иногда из состояния излишнего баловства его может вывести только окрик. Тогда он останавливается и на лице прям написано: "Я приблизился к черте." "Подошёл к черте," - это когда мы начинаем чем-то угрожать, если не перестанет. "Пересёк черту," - когда мы угрозу исполняем.
Однажды он очень долго баловался и не переодевался ко сну. Я пригрозила, что если я досчитаю до десяти, а он не оденется, то останется без сказки на ночь. Юра не поверил - даже сам помогал мне считать. И остался без сказки, зато со слезами. Всего один раз. Но теперь "считаю до десяти" - работает в 99% случаев, я даже никогда не уточняю, что я сделаю, если досчитаю. И для него это даже не насилие, а переросло в подобие игры - вызова - успеть сделать до того, как мама досчитает.
Вспомнила ещё, что когда он был мелким - до года, то очень любил кусаться. Не от злости, не из-за зубов, а именно в порыве любви. Очень больно выходило. И продолжалось до тех пор, пока в один прекрасный вечер мы с ним жалелись: я его гладила, целовала и - сама не знаю, что на меня нашло - я его укусила. Даже не в ответку, а просто какой-то дебильный порыв - я сама охренела. Но после этого Юра ни разу не кусался. Как отрезало.
